Обстоятельства переменчивы, принципы - никогда (с)
Я не великий фанат традиционной японской поэзии - на мой взгляд со стихами Пушкина, Лермонтова, Есенина, Ахматовой и многих других просто ничто не может сравниться, однако... есть один жанр.
Дзисэй. Предсмертный стих. Последнее, что делал человек в этой жизни, вкладывая в эти три-пять строк последнюю мысль, то, о чем он думал перед тем, как клинок входил в тело. Удивительные люди, японцы. Даже перед смертью не забывают о прекрасном...
Я, наконец, нашел небольшой сборник посмертных стихов и около часа (хотя, не знаю, сколько времени не самом деле прошло) на их прочтение. Читал и даже не сразу понял, что делаю это вслух...
Я с такой ясностью видел все это, как будто когда-то сам присутствовал там. Как будто следил за выводящей складывающиеся в иероглифы черные дорожки кистью, как будто видел, как человек откладывает письменные принадлежности, слышал шорох ткани, видел, как с пола поднимается и медленно выходит из ножен вакидзаси или кайкэн...
Словно видел как связывает ноги под коленями и заносит над собой нож женщина, не вынесшая разлуки с непутевым любимым, который ушел из дома и не возвращался долгое время. Видел, как самурай отдает свою жизнь ради того, чтобы ожила старая сакура. Видел, как одновременно сверкают сорок семь клинков отомстивших за своего господина верных вассалов. Видел, как на могиле мужа женщина пишет последние строки, перед тем, как вонзить острую сталь себе в горло...
Нахлынувшие образы не отпускали еще долго, возникая вновь и вновь, даже после того, как я, казалось бы все уже осмыслив над последней перевернутой страницей, вернул книгу на полку. Как будто эти короткие строки, пройдя через сотни лет, все еще стремятся передать последнее дыхание души человека, написавшего их перед шагом за грань. И если это действительно так, то сегодня их стремления точно оправдались. Даже несмотря на то что мне очень сложно проникнуться всей серьезностью мотивов всех этих самоубийств.
Дзисэй. Предсмертный стих. Последнее, что делал человек в этой жизни, вкладывая в эти три-пять строк последнюю мысль, то, о чем он думал перед тем, как клинок входил в тело. Удивительные люди, японцы. Даже перед смертью не забывают о прекрасном...
Я, наконец, нашел небольшой сборник посмертных стихов и около часа (хотя, не знаю, сколько времени не самом деле прошло) на их прочтение. Читал и даже не сразу понял, что делаю это вслух...
Я с такой ясностью видел все это, как будто когда-то сам присутствовал там. Как будто следил за выводящей складывающиеся в иероглифы черные дорожки кистью, как будто видел, как человек откладывает письменные принадлежности, слышал шорох ткани, видел, как с пола поднимается и медленно выходит из ножен вакидзаси или кайкэн...
Словно видел как связывает ноги под коленями и заносит над собой нож женщина, не вынесшая разлуки с непутевым любимым, который ушел из дома и не возвращался долгое время. Видел, как самурай отдает свою жизнь ради того, чтобы ожила старая сакура. Видел, как одновременно сверкают сорок семь клинков отомстивших за своего господина верных вассалов. Видел, как на могиле мужа женщина пишет последние строки, перед тем, как вонзить острую сталь себе в горло...
Нахлынувшие образы не отпускали еще долго, возникая вновь и вновь, даже после того, как я, казалось бы все уже осмыслив над последней перевернутой страницей, вернул книгу на полку. Как будто эти короткие строки, пройдя через сотни лет, все еще стремятся передать последнее дыхание души человека, написавшего их перед шагом за грань. И если это действительно так, то сегодня их стремления точно оправдались. Даже несмотря на то что мне очень сложно проникнуться всей серьезностью мотивов всех этих самоубийств.
Цукиока Ёситоси (1890).
Генерал Акаси Гидаю готовится совершить сэппуку после
проигранной битвы за своего господина Акэти Мицухидэ в 1582 году. Он только что
написал свой предсмертный стих, который также можно видеть в верхнем правом
углу картины.
Генерал Акаси Гидаю готовится совершить сэппуку после
проигранной битвы за своего господина Акэти Мицухидэ в 1582 году. Он только что
написал свой предсмертный стих, который также можно видеть в верхнем правом
углу картины.